Неточные совпадения
Городничий. И не рад, что
напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не
быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая
речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Влас наземь опускается.
«Что так?» — спросили странники.
— Да отдохну пока!
Теперь не скоро князюшка
Сойдет с коня любимого!
С тех пор, как слух прошел,
Что воля нам готовится,
У князя
речь одна:
Что мужику у барина
До светопреставления
Зажату
быть в горсти!..
Молчать! уж лучше слушайте,
К чему я
речь веду:
Тот Оболдуй, потешивший
Зверями государыню,
Был корень роду нашему,
А
было то, как сказано,
С залишком двести лет.
Пей даром сколько вздумаешь —
На славу угостим!..»
Таким
речам неслыханным
Смеялись люди трезвые,
А пьяные да умные
Чуть не плевали в бороду
Ретивым крикунам.
— Ну то-то!
речь особая.
Грех промолчать про дедушку.
Счастливец тоже
был…
— У нас забота
есть.
Такая ли заботушка,
Что из домов повыжила,
С работой раздружила нас,
Отбила от еды.
Ты дай нам слово крепкое
На нашу
речь мужицкую
Без смеху и без хитрости,
По правде и по разуму,
Как должно отвечать,
Тогда свою заботушку
Поведаем тебе…
Крестьянское терпение
Выносливо, а временем
Есть и ему конец.
Агап раненько выехал,
Без завтрака: крестьянина
Тошнило уж и так,
А тут еще
речь барская,
Как муха неотвязная,
Жужжит под ухо самое…
Обстоятельства дела выяснились вполне; но так как Линкин непременно требовал, чтобы
была выслушана
речь его защитника, то Грустилов должен
был скрепя сердце исполнить его требование.
Он ни во что не вмешивался, довольствовался умеренными данями, охотно захаживал в кабаки покалякать с целовальниками, по вечерам выходил в замасленном халате на крыльцо градоначальнического дома и играл с подчиненными в носки,
ел жирную пищу,
пил квас и любил уснащать свою
речь ласкательным словом «братик-сударик».
Третий пример
был при Беневоленском, когда
был"подвергнут расспросным
речам"дворянский сын Алешка Беспятов, за то, что в укору градоначальнику, любившему заниматься законодательством, утверждал:"Худы-де те законы, кои писать надо, а те законы исправны, кои и без письма в естестве у каждого человека нерукотворно написаны".
"Он"даст какое-то счастье!"Он"скажет им:"Я вас разорил и оглушил, а теперь позволю вам
быть счастливыми!"И они выслушают эту
речь хладнокровно! они воспользуются его дозволением и
будут счастливы! Позор!!!
При сем:
речь должна
быть отрывистая, взор обещающий дальнейшие распоряжения, походка неровная, как бы судорожная.
— Сограждане! — начал он взволнованным голосом, но так как
речь его
была секретная, то весьма естественно, что никто ее не слыхал.
Наконец, однако, сели обедать, но так как со времени стрельчихи Домашки бригадир стал запивать, то и тут напился до безобразия. Стал говорить неподобные
речи и, указывая на"деревянного дела пушечку", угрожал всех своих амфитрионов [Амфитрио́н — гостеприимный хозяин, распорядитель пира.] перепалить. Тогда за хозяев вступился денщик, Василий Черноступ, который хотя тоже
был пьян, но не гораздо.
В
речи, сказанной по этому поводу, он довольно подробно развил перед обывателями вопрос о подспорьях вообще и о горчице, как о подспорье, в особенности; но оттого ли, что в словах его
было более личной веры в правоту защищаемого дела, нежели действительной убедительности, или оттого, что он, по обычаю своему, не говорил, а кричал, — как бы то ни
было, результат его убеждений
был таков, что глуповцы испугались и опять всем обществом пали на колени.
И стрельцы и пушкари аккуратно каждый год около петровок выходили на место; сначала, как и путные, искали какого-то оврага, какой-то речки да еще кривой березы, которая в свое время составляла довольно ясный межевой признак, но лет тридцать тому назад
была срублена; потом, ничего не сыскав, заводили
речь об"воровстве"и кончали тем, что помаленьку пускали в ход косы.
Кити смотрела на всех такими же отсутствующими глазами, как и Левин. На все обращенные к ней
речи она могла отвечать только улыбкой счастья, которая теперь
была ей так естественна.
Но Вронский спросил, не продается ли картина. Для Михайлова теперь, взволнованного посетителями,
речь о денежном деле
была весьма неприятна.
Он прочел письма. Одно
было очень неприятное — от купца, покупавшего лес в имении жены. Лес этот необходимо
было продать; но теперь, до примирения с женой, не могло
быть о том
речи. Всего же неприятнее тут
было то, что этим подмешивался денежный интерес в предстоящее дело его примирения с женою. И мысль, что он может руководиться этим интересом, что он для продажи этого леса
будет искать примирения с женой, — эта мысль оскорбляла его.
Это
было ему тем более неприятно, что по некоторым словам, которые он слышал, дожидаясь у двери кабинета, и в особенности по выражению лица отца и дяди он догадывался, что между ними должна
была итти
речь о матери.
Анекдот Степана Аркадьича
был тоже очень забавен. Левин рассказал свой анекдот, который тоже понравился. Потом зашла
речь о лошадях, о бегах нынешнего дня и о том, как лихо Атласный Вронского выиграл первый приз. Левин не заметил, как прошел обед.
Он встал, и рыданья прервали его
речь. Вронский тоже поднялся и в нагнутом, невыпрямленном состоянии, исподлобья глядел на него. Он не понимал чувства Алексея Александровича. Но он чувствовал, что это
было что-то высшее и даже недоступное ему в его мировоззрении.
Он видел, что в ней происходило что-то особенное: в блестящих глазах, когда они мельком останавливались на нем,
было напряженное внимание, и в
речи и движениях
была та нервная быстрота и грация, которые в первое время их сближения так прельщали его, а теперь тревожили и пугали.
Левину ясно
было, что Свияжский знает такой ответ на жалобы помещика, который сразу уничтожит весь смысл его
речи, но что по своему положению он не может сказать этого ответа и слушает не без удовольствия комическую
речь помещика.
Он чувствовал, что содержание его
речи было так велико, что каждое слово
будет иметь значение.
Речь шла о модном вопросе:
есть ли граница между психическими и физиологическими явлениями в деятельности человека и где она?
Эффект, производимый
речами княгини Мягкой, всегда
был одинаков, и секрет производимого ею эффекта состоял в том, что она говорила хотя и не совсем кстати, как теперь, но простые вещи, имеющие смысл. В обществе, где она жила, такие слова производили действие самой остроумной шутки. Княгиня Мягкая не могла понять, отчего это так действовало, но знала, что это так действовало, и пользовалась этим.
Еще по звуку легких шагов на лестнице он почувствовал ее приближение, и, хотя он
был доволен своею
речью, ему стало страшно за предстоящее объяснение…
Взгляды и лица
были еще озлобленнее и неистовее
речи.
Толпа раздалась, чтобы дать дорогу подходившему к столу Сергею Ивановичу. Сергей Иванович, выждав окончания
речи ядовитого дворянина, сказал, что ему кажется, что вернее всего
было бы справиться со статьей закона, и попросил секретаря найти статью. В статье
было сказано, что в случае разногласия надо баллотировать.
Когда он, в тот же вечер, как приехал домой, сообщил приказчику свои планы, приказчик с видимым удовольствием согласился с тою частью
речи, которая показывала, что всё делаемое до сих пор
было вздор и невыгодно.
Для всех это
был хозяин губернии, торжественно открывавший выборы, говоривший
речь и возбуждавший и уважение и раболепность во многих, как видел Вронский; для Вронского же это
был Маслов Катька, — такое
было у него прозвище в Пажеском Корпусе, — конфузившийся пред ним, и которого Вронский старался mettre à son aise. [ободрить.]
Помещик с седыми усами
был, очевидно, закоренелый крепостник и деревенский старожил, страстный сельский хозяин. Признаки эти Левин видел и в одежде — старомодном, потертом сюртуке, видимо непривычном помещику, и в его умных, нахмуренных глазах, и в складной русской
речи, и в усвоенном, очевидно, долгим опытом повелительном тоне, и в решительных движениях больших, красивых, загорелых рук с одним старым обручальным кольцом на безыменке.
К утру опять началось волнение, живость, быстрота мысли и
речи, и опять кончилось беспамятством. На третий день
было то же, и доктора сказали, что
есть надежда. В этот день Алексей Александрович вышел в кабинет, где сидел Вронский, и, заперев дверь, сел против него.
Но как ни возвышен
был характер мадам Шталь, как ни трогательна вся ее история, как ни возвышенна и нежна ее
речь, Кити невольно подметила в ней такие черты, которые смущали ее.
Когда доктора остались одни, домашний врач робко стал излагать свое мнение, состоящее в том, что
есть начало туберкулезного процесса, но… и т. д. Знаменитый доктор слушал его и в середине его
речи посмотрел на свои крупные золотые часы.
Глядя на нее, он вспоминал все те милые
речи, которые он слышал от нее, всё, что знал про нее хорошего, и всё более и более сознавал, что чувство, которое он испытывает к ней,
есть что-то особенное, испытанное им давно-давно и один только раз, в первой молодости.
Вид других людей, их
речи, свои собственные воспоминания — всё это
было для него только мучительно.
Лестные
речи этого умного человека, наивная, детская симпатия, которую выражала к ней Лиза Меркалова, и вся эта привычная светская обстановка, — всё это
было так легко, а ожидало ее такое трудное, что она с минуту
была в нерешимости, не остаться ли, не отдалить ли еще тяжелую минуту объяснения.
И Степан Аркадьич улыбнулся. Никто бы на месте Степана Аркадьича, имея дело с таким отчаянием, не позволил себе улыбнуться (улыбка показалась бы грубой), но в его улыбке
было так много доброты и почти женской нежности, что улыбка его не оскорбляла, а смягчала и успокоивала. Его тихие успокоительные
речи и улыбки действовали смягчающе успокоительно, как миндальное масло. И Анна скоро почувствовала это.
Хотя в ее косвенных взглядах я читал что-то дикое и подозрительное, хотя в ее улыбке
было что-то неопределенное, но такова сила предубеждений: правильный нос свел меня с ума; я вообразил, что нашел Гётеву Миньону, это причудливое создание его немецкого воображения, — и точно, между ими
было много сходства: те же быстрые переходы от величайшего беспокойства к полной неподвижности, те же загадочные
речи, те же прыжки, странные песни…
Только что вы остановитесь, он начинает длинную тираду, по-видимому имеющую какую-то связь с тем, что вы сказали, но которая в самом деле
есть только продолжение его собственной
речи.
Чичиков, чинясь, проходил в дверь боком, чтоб дать и хозяину пройти с ним вместе; но это
было напрасно: хозяин бы не прошел, да его уж и не
было. Слышно
было только, как раздавались его
речи по двору: «Да что ж Фома Большой? Зачем он до сих пор не здесь? Ротозей Емельян, беги к повару-телепню, чтобы потрошил поскорей осетра. Молоки, икру, потроха и лещей в уху, а карасей — в соус. Да раки, раки! Ротозей Фома Меньшой, где же раки? раки, говорю, раки?!» И долго раздавалися всё — раки да раки.
Я бы мог
быть ему полезным, потому что у меня и в Петербурге, и даже при…» Генерал
речи не оканчивал.
Хоть бы слово сказал на это Тентетников, точно как бы и самая
речь об этом
была ему неприятна.
Чичиков опять хотел заметить, что и Пробки нет на свете; но Собакевича, как видно, пронесло: полились такие потоки
речей, что только нужно
было слушать...
Искоса бросив еще один взгляд на все, что
было в комнате, он почувствовал, что слово «добродетель» и «редкие свойства души» можно с успехом заменить словами «экономия» и «порядок»; и потому, преобразивши таким образом
речь, он сказал, что, наслышась об экономии его и редком управлении имениями, он почел за долг познакомиться и принести лично свое почтение.
Употребил все тонкие извороты ума, уже слишком опытного, слишком знающего хорошо людей: где подействовал приятностью оборотов, где трогательною
речью, где покурил лестью, ни в каком случае не портящею дела, где всунул деньжонку, — словом, обработал дело, по крайней мере, так, что отставлен
был не с таким бесчестьем, как товарищ, и увернулся из-под уголовного суда.
Почтмейстер вдался более в философию и читал весьма прилежно, даже по ночам, Юнговы «Ночи» и «Ключ к таинствам натуры» Эккартсгаузена, [Юнговы «Ночи» — поэма английского поэта Э. Юнга (1683–1765) «Жалобы, или Ночные думы о жизни, смерти и бессмертии» (1742–1745); «Ключ к таинствам натуры» (1804) — религиозно-мистическое сочинение немецкого писателя К. Эккартсгаузена (1752–1803).] из которых делал весьма длинные выписки, но какого рода они
были, это никому не
было известно; впрочем, он
был остряк, цветист в словах и любил, как сам выражался, уснастить
речь.
— Всему
есть границы, — сказал Чичиков с чувством достоинства. — Если хочешь пощеголять подобными
речами, так ступай в казармы, — и потом присовокупил: — Не хочешь подарить, так продай.